Я с комфортом ехал к своей цели — отделение по работе с иностранными гражданами находилось в соседнем с полицейским участком доме, куда оно переехало пару лет тому назад. Раньше в этом доме находилась редакция газеты. Улица именовалась улицей Всех Святых. Уже самое название должно было заставить католика-эмигранта почувствовать себя как дома.
В здании сделали ремонт, но воздух все еще был пропитан запахом типографской краски. Нет ничего более преходящего, чем вчерашние газеты, и ничего, что оставляло бы после себя более заметные следы. В доме номер 8 по Кайгатан, где в шестидесятые годы размещалась газета «Гюла тиденд», у людей до сих пор становятся черными кончики пальцев, когда дует восточный ветер.
Ассистентку, которую я знал в отделении по работе с иностранцами, звали Май Брекке, и была она рослой блондинкой. А уж разговорчива — как рождественская бегония. Но она знала меня, хотя я и не был уверен, что в этом заключается преимущество.
Май Брекке по-прежнему работала в приемной. Она стала еще крупнее, и цвет волос еще ярче. Она даже не улыбнулась мне, но ее могло извинить то, что как раз в эту минуту она объясняла маленькому пакистанцу, как правильно заполнить анкету, которая выглядела по крайней мере доносом на самого себя. На заполнение ее должно было уйти не меньше недели.
Парочка полицейских, которых здесь было навалом, с подозрением покосилась на меня, но я сделал вид, что у меня полно времени, подмигнул Май и запел «О май, как ты прекрасен». Проще говоря, стал вести себя вызывающе, как девятнадцатилетний жених на сватовстве.
Один из полицейских, худой парень с зачесанными назад темными волосами и щетиной, которая могла заставить любого африканца почувствовать себя вернувшимся в саванну, встал из-за своего стола и направился ко мне.
— Могу я быть чем-нибудь вам полезным? — довольно вежливо спросил он.
Я таинственно подмигнул ему и, указывая на Май, тихо сказал:
— Я просто хотел поговорить…
Май бросила на меня взгляд и продолжила свои разъяснения в духе Эрика Понтоппидана. Пакистанец, похоже, был уже готов к обращению в нашу веру.
Полицейский проследил за моим взглядом, многозначительно улыбнулся в ответ и оставил меня в покое.
Я посмотрел на Май. Хотел бы я знать, какое впечатление она производила на эмигрантов с Ближнего Востока или Средиземноморья. Некоторые могли испугаться ее до смерти. А для кого-то это было как беседа с ангелом в Раю. Ее голубая блуза облегала пышную грудь, а бедрам мог позавидовать метатель молота. Я бы не отказался от борьбы с ней, но боялся оказаться на спине уже в первую секунду поединка.
Она наконец освободилась от пакистанца, который выбрался на улицу с коричневым конвертом в руке и растерянным выражением лица. Это выражение было мне знакомо — я сам выгляжу подобным образом каждый год в конце января, когда надо платить налоги.
Она повернулась ко мне с выражением усталости и недовольства в глазах. Она напоминала мне подающих ружья женщин в тирах, где, если не повезет и вы все-таки попадете в цель, вам в качестве приза дадут плюшевого медведя.
— Чем могу быть полезна?
Я перегнулся через стойку.
— В прошлую нашу встречу ты не была так официальна…
— Это когда? Пятнадцать лет тому назад?
— Неужели так давно? Ты совсем не изменилась с тех пор, и я готов поклясться, что это было вчера.
— Дешевый комплимент, — прервала она, но яркая краска залила ее шею.
— О май, как ты прек…
— Как ты думаешь, сколько раз я слышала эту песню! — Она закатила глаза.
— Тогда вот эта. «Сравню ли с летним днем твои черты…»
— С чем, с чем? Что ты сказал?
— Это не я, а Шекспир.
— Отлично, шутки в сторону, у меня нет на них времени. Что ты хочешь?
— Я пытаюсь выяснить причины отказа в продлении визы. — Я понизил голос.
Она скептически посмотрела на меня.
— Надо направить письменный запрос.
— И получить ответ к Новому году? Это очень срочно, Май. У моего клиента осталось всего сутки.
— Ну хорошо. Я спрошу Педерсена. — Она повернулась и уже открыла было рот, но я быстро схватил ее за руку.
— Май… Как ты думаешь, почему я пришел именно к тебе?
Она вскинула брови.
— Понятия не имею. Я только…
— Потому что я хотел, чтобы все было неофициально. — Я интригующе посмотрел на нее. — Дружеская услуга.
— А кто тут друзья? — Она с сарказмом посмотрела на меня. — Ты и я?
— Да. Я частенько думаю, что бы было, если бы мы тогда… — Это было явным преувеличением, если только не считать, что «частенько» для меня значит раз в високосный год. Мы встретились на вечеринке в честь високосного года еще во времена моей учебы и случайно оказались за одним столом, но обменялись всего лишь парой вежливых фраз, ничего не значащими поцелуями, да помогли друг другу встать на ноги в конце вечера.
Она уже собиралась ответить отказом, когда я быстро сказал:
— Из чувства человеколюбия, Май…
Она задумчиво посмотрела на меня.
— Ведь есть же среди бюрократов люди?
Она устало улыбнулась настоящей улыбкой бюрократа, которая хранилась в самом дальнем уголке ее сердца.
— Да, как это ни странно, но мы тоже — люди. Как, ты сказал, его зовут?
— Латор. Александр Латор. Из Африки. Студент.
— Дата и год рождения?
— Не знаю, — выдохнул я.
— Адрес?
Я только развел руками.
Она закатила глаза.
— Ну что ж. Посмотрим, что я смогу сделать. — И чуть более резко добавила: — Но я ничего не обещаю. Куда мне позвонить?
Я дал ей свою визитную карточку.
— Если меня нет, включается автоответчик.
— Это производит впечатление.
— Я приглашаю тебя на ужин, Май.
— Не утруждайся, — сухо ответила она.
На лестнице мне встретилась вьетнамская семья. Они явились в полном составе — от восьмидесятилетней бабушки до трех-четырехмесячного младенца. Май предстояло потрудиться, раздавая им анкеты.
В принципе я понимал, что у нее почти не оставалось времени на дружеские услуги. Особенно для тех, кого она не видела с 70-х годов.
Семейка с приплюснутыми лицами и выгнутыми затылками прошествовала мимо меня. Сам же я вышел на улицу под дождь, который не более чем за несколько секунд вымыл у меня из души все сомнения. Я промок до нитки, не успев пройти и четырех метров.
7
Все это случилось в ту осень, когда во всем Бергене и его окрестностях не осталось и пяди сухой земли. Ни один день в ноябре не обошелся без дождя. Наблюдательные люди утверждают, что в октябре все-таки выдалось два или три приличных солнечных дня, но, как сказал один ювелир: «Как раз в те дни я мучился желудком». Короче, это была такая осень, что даже наркоманы старались обрести крышу над головой.
В парке Нюгорс они предлагали сыграть в «монополию», если в наличности у вас имелись, конечно, деньги, а в руках — достаточно большой зонт. Сами же они переселились, по слухам, из парка в здание старой фабрики на Лаксевог.
Я остановился на Дамгорсгатан и Довольно долго, не выходя из машины, рассматривал высокое кирпичное трехэтажное здание, со стен которого отлетели уже почти все буквы названия располагающейся тут в семидесятые годы — пик расцвета кораблестроения — фабрики, одной из тех дочерних, что создавались большими фабриками во избежание уплаты налогов.
За корпусом, как напоминание о лучших временах, в глянцевую поверхность Пюдде-фьорда уходили причалы, и одинокая чайка с громким криком носилась над сетью тральщика, вышедшего на промысел с опозданием минимум на четверть века.
Само здание выглядело темным и заброшенным. Большие окна с разбитыми стеклами напоминали о многолетних играх в снежки. Входную дверь накрепко забили ржавыми гвоздями и толстыми досками. Похоже, единственное, что еще оставалось здесь живого, было время.
Я вылез из машины, поднял воротник плаща и надвинул на глаза шляпу, мысленно обратившись к неумолимым богам природы. Шел дождь. Где-то поблизости, и в этом я был совершенно уверен, парень по имени Ной строил судно под названием «Ковчег II».
Я перешел через улицу. Не имело никакого смысла пробовать открыть входную дверь, и я попытался заглянуть внутрь сквозь окна, но в нижних матовых стеклах смог увидеть лишь собственное размытое дождем отражение.
Я пошел вдоль стены и вскоре очутился у трухлявого забора. Ворота были забиты точно так же, как и главный вход, но в самом заборе кое-где доски болтались на одном-двух гвоздях, и их запросто можно было раздвинуть.
Я посмотрел по сторонам, прежде чем нырнуть во двор. Все магазины в округе давно уже переехали поближе к центру, а из-за такой погоды на улицу не решилась выйти ни одна любопытная старушка. Единственное, что я увидел, был белый «мерседес», в котором молодая пара направлялась в спортивный комплекс неподалеку. Но они не представляли опасности ни для кого, кроме бездомных кошек и зазевавшихся пешеходов, и были целиком заняты мыслями о предстоящем сражении.